Когда левые и либералы обвиняют правых да и прочих своих оппонентов в тайной приверженности фашизму, это совсем неудивительно и даже привычно. Также левые могут упрекать либералов в скрытом фашизме, находя многочисленные намеки на фашизм в современном глобализме, неолиберализме и т.д. Но когда консерватор начинает уличать в таком же тайном фашизме левых и либералов — это что-то относительно новое и непривычное. Именно этим и занимается в своей книге американский консерватор Джона Голдберг.
Аргументация Голдберга во многом сводится к тому, что фашизм — в не меньшей степени, если не в большей, левое движение, чем правое. Он вырос преимущественно из левой и либеральной политической философии. Голдберг находит многочисленные свидетельства в пользу сходства фашистов и современных им прогрессивистов и либералов. Американский консерватор сопоставляет идеи и практики фашистов и прогрессивистов по принципу "найди десять отличий" и находит их лишь в оттенках и степени завершенности практических действий, предпринятых теми и другими. Так, прогрессивисты, правившие Америкой во времена Вудро Вильсона, "были настоящими "социальными дарвинистами" в современном смысле этого термина, хотя сами они так называли своих врагов. Они верили в евгенику. Они были империалистами. Они были убеждены, что посредством планирования рождаемости и давления на население государство может создать чистую расу, общество новых людей. Они не скрывали своего враждебного отношения к индивидуализму и гордились этим. Религия была политическим инструментом, а политика была самой настоящей религией. Прогрессивисты считали традиционную систему конституционных сдержек и противовесов устаревшей и препятствующей прогрессу, поскольку такие древние институты ограничивали их собственные амбиции. Догматическая привязанность к конституции, демократической практике и устаревшим законам тормозила прогресс в понимании как фашистов, так и погрессивистов. Более того, фашисты и прогрессивисты превозносили одних и тех же героев и цитировали тех же самых философов".
Голдберг также приводит многисленные примеры симпатий либералов и левых к фашизму. Так, например, мы узнаем, что Б. Шоу в разное время боготворил Сталина, Муссолини и Гитлера, что Г. Уэллс писал почти откровенно фашистские книги и вообще хотел "видеть либеральных фашистов, просвещенных нацистов", которым одним под силу установить новый мировой порядок и разрешить многочисленные проблемы, тяготящие европейские общества, что во времена Рузвельта сходство его курса с фашистским вызывало отнюдь не только порицание, но, скорее, одобрение среди соратников, и т.д. и т.п.
Автор доводит свою интеллектуальную историю до наших дней, делая вывод, что либеральный мягкий фашизм сегодня в Америке еще как возможен, более того, он уже во многом осуществлен.
Мы сказали — "интеллектуальную историю", но историю чего? Так называемого "фашистского момента" — ключевого понятия в рассуждениях Голдберга. Голдберг пишет его интеллектуальную и практическую историю в Европе и в США. Среди этих моментов, не считая привычных фашистской Италии и Германии, обнаруживаются и Французская революция, и вильсоновский прогрессивизм, и "Новый курс" Рузвельта, и культурная революция 1960-х, и т.д., вплоть до мягкого фашизма Кеннеди, Джонсона, Билла и Хиллари Клинтон и, конечно, Обамы.
Так что же такое "фашистский момент"? Его можно определить как конгломерат идей и практик, среди которых наиболее характерны следующие. Прежде всего это упор на полезный миф в сорелевском духе. Идея может быть ненаучной и вообще далекой от истины, но если она полезна, она обладает творческой силой и меняет историю. Для фашистского момента характерен прагматизм, в свете которого истинно то, что работает. Далее следует отметить склонность не к теоретизированию, построению четкой программы и идеологии, а к динамике, действию ради действия и оценке политиков, исходя из их намерений и благих пожеланий. Особенно важен этатизм, вера в государство, в его способность решить все проблемы и в то, что государство тебя любит. Не последнее место занимают вождизм и культ личности. Большое значение имеет война как средство мобилизации общества для решения каких-либо задач. Если войны нет, то необходим ее "моральный эквивалент", провоцирование кризисов, которые можно решить напряжением всех сил (например, война с наркотиками, за чистоту окружающей среды и т.д.) Понятно, что ряд этих признаков Голдберг с легкостью находит не только у правых, но и у левых, особенно у "новых левых".
Надо отметить, что у подобного рода анализа нетрудно обнаружить обширную интеллектуальную историю, некоторые элементы которой неочевидны, но имеют исключительное значение. Так, например, уже давно радикальные сторонники капитализма и свободного рынка вроде Фридриха Хайека и Айн Рэнд ставили на одну доску левых и фашистов за их этатизм и тому подобные грехи. В связи с этим вспоминается, конечно, и концепция тоталитаризма Ханны Арендт. Но трудно отделаться от впечатления, что больше всего в данном направлении сделали мыслители, чьи воззрения легли в основу взглядов как "новых левых", так и современных левых и либералов. Еще Т. Адорно и др. исследовали американское общество на предмет поиска в нем потенциально фашистских индивидов, которые не объявляют себя фашистами и не принадлежат к известным фашистским организациям, но охотно приняли бы фашизм, если ему удалось превратиться в достаточно сильное и уважаемое движение. Философы франкфуртской школы и все те, на кого они оказали влияние, описывали западное общество как пронизанное репрессивными практиками, подавляющими волю человека и его способность к самореализации. Со времен 60-х они убедили множество западных интеллектуалов, что западное общество пронизано скрытым фашизмом.
Похоже, Голдберг и сам принимает все это за аксиому. Он всего лишь пошел чуть дальше — туда, куда левые обычно не заходят. Как говорил классик, жить в обществе и быть свободным от общества нельзя. Почему, если общество пронизано фашизмом, для левых и либералов должно быть сделано исключение? Если в истории Запада время от времени проявляется "фашистский момент", то он касается всех, не только консерваторов (это Голдберг тоже признает!), но и левых. Словом, Голдберг, если так можно выразиться, вслед за своими леволиберальными оппонентами "размазал" фашизм по обществу, но мазки у него получились еще более широкие.
Разумеется, Голдберг нередко передергивает, и поэтому его легко обвинить в конъюнктурности, в том, что книга написана на злобу дня, чтобы свалить Хиллари Клинтон, как это делают Константин Аршин и Александр Павлов: "Таким вот образом весь 400-страничный талмуд Голдберга на поверку оказался не более чем агиткой "консервативного фашиста", призванной не дать Хиллари Клинтон победить на выборах". ("ОХОТА НА ВЕДЬМ" ОТ ДЖОНЫ ГОЛДБЕРГА Константин Аршин, Александр Павлов). Тем не менее, значение книги Голдберга в другом. Нередко приходится слышать о либеральных корнях фашизма, о том, что фашизм — такое же порождение европейской культуры, как и многое другое. Книга Голдберга как раз и показывает, что фашизм как явление европейской и американской политической культуры не был чем-то преходящим и случайным, что он зародился в том же идейном и культурном бульоне, что и ряд идеологий и утопий, а также лозунгов и практик, к которым мы относимся с гораздо большим одобрением или хотя бы не с таким порицанием. Небезынтересны последние главы книги, в которых Голдберг утверждает и иллюстрирует это примерами, что ряд данных лозунгов и практик, которые мы теперь привычно относим к левому и либеральному спектру, был характерен и для фашизма: современные либералы и левые ведут "войны за культуру", содействуют упадку традиционных христианских церквей и проповедуют языческие культы, сводят все зло к порокам определенной расы ("белый мужчина — это еврей либерального фашизма"), оправдывают сожжение книг, разрушают традиционную семью. У современных левых либералов обнаруживается расизм, только развернутый в другую сторону. Разделяемая левыми и либералами мультикультуралистская парадигма, придающая главное значение не универсальным, а культурным и расовым критериям при оценке человека, также, с точки зрения Голдберга, является типично фашистской. Левых, либералов и нацистов роднит общее представление о том, что с некоторых пор цивилизация пошла по какому-то ошибочному пути. В частности, поэтому взятие на вооружение левыми и либералами лозунгов защиты окружающей среды — тоже нацистское наследие: "Природоохранное движение предшествовало нацизму и использовалось для расширения базы его поддержки. Нацисты среди первых сделали борьбу с загрязнением воздуха, создание заповедников и экологически рационального лесного хозяйства центральными пунктами своей политической платформы". Кроме того, вегетарианство, общественное здоровье и права животных, с точки зрения Голдберга, были "просто разными гранями одержимости органическим порядком, господствовавшим в немецко-фашистском сознании того времени и характерным для сегодняшнего либерально-фашистского сознания". В то время как сегодняшние американцы одержимы всем "натуральным", в свое время Гиммлер "надеялся перевести СС полностью на натуральные продукты питания и намеревался осуществить такой переход для всей Германии после войны".
Словом, бульон идей и практик, в котором зародился когда-то фашизм, все еще кипит, а "фашистский момент" никуда не исчез и, похоже, исчезнуть не может. Поэтому, считает Голдберг, "не требуется особого мужества и ума для того, чтобы указывать на то, что вам не нравится и не считается популярным, и кричать: "Фашизм!". Настоящее мужество требуется для того, чтобы заглянуть внутрь себя, посмотреть на свои убеждения и спросить себя, не может ли что-нибудь из того, что вам нравится, привести к фашизму или иной разновидности тоталитаризма под другим именем".
Конечно, поскольку книга была написана в запале политической борьбы, ее легко воспринять как ответ, брошенный "напросившимся" на него либералам и левым: "Сами вы фашисты!". Но правильнее дух книги отражает название последней главы: "Новая эра: все мы теперь фашисты".
Комментарии читателей
на нашу рассылку