Прежде всего в отношениях Ирана с США и их союзниками наметилось сужение пространства для дипломатического манёвра. Развитие кризиса началось после одностороннего выхода США из иранской ядерной сделки (СВПД) в мае прошлого года. Американцы возобновили действие тяжёлых экономических санкций, блокируя в том числе поступление иранской нефти на внешние рынки. В мае 2019 года положение начало быстро ухудшаться. С одной стороны, американцы ещё в большей степени усилили санкции, убрав исключения для восьми крупных потребителей иранской нефти. После угрозы Тегерана отказаться от выполнения некоторых пунктов СВПД в случае отказа остальных партнёров выполнять свои обязательства по СВПД, Вашингтон усилил санкции. Они были распространены на торговые операции с металлами в отношении Ирана. ЕС крайне прохладно отнёсся к перспективе выхода Ирана из СВПД. Позиция Брюсселя начала меняться от критики США и поддержки Тегерана (при соблюдении условий ядерной сделки) к призывам в отношении иранского руководства сохранить свою лояльность СВПД.
В результате предпринятых действий стороны повысили ставки, но исчерпали возможности для торга. Американцы уже в значительно меньшей степени могут использовать санкции как стимул для уступок. В Тегеране, по всей видимости, теперь убеждены, что санкции будут действовать вне зависимости от числа и глубины уступок с иранской стороны. А значит - такие уступки контрпродуктивны. Иранцы со своей стороны вроде бы оставили себе пространство для манёвра - ведь Тегеран пока только выдвинул ультиматум и фактически ещё не торпедировал СВПД. Но сам факт ультиматума стал красной тряпкой для западных партнёров, возымев куда больший негативный эффект.
Происшествия с четырьмя танкерами в середине мая стали первым тревожным сигналом. Тогда обошлось без больших потерь, но над регионом стали сгущаться тучи. Стало понятно, что независимо от того, кто именно стоит за провокациями, они могут иметь непропорционально серьёзные последствия.
Подрывы двух судов в Оманском заливе существенно осложнили ситуацию. Во-первых, против них были использованы вооружения (торпеды или мины), недоступные «простым смертным». Их использование возможно только государственными игроками. Во-вторых, возникла угроза судоходству в стратегически важном регионе. Происшествия с двумя танкерами вызвали опасения у судовладельцев, приведя к локальному росту цен на нефть. В-третьих, Вашингтон выступил с обвинениями в отношении Ирана, фактически возложив на Тегеран ответственность за инциденты.
Важным фактом является то, что подобные инциденты уже имели место в прошлом. В конце 1980-х годов на фоне войны Ирана и Ирака в Персидском заливе развернулась танкерная война. Стороны устроили настоящую охоту на нефтеналивные суда, перевозящие экспортируемую ими нефть. Страдали и зарубежные суда. С 1984 по 1987 годы пострадало 340 танкеров. Дело закончилось коротким, но при этом интенсивным и кровопролитным столкновением ВМФ и ВВС США и Ирана. Для ликвидации иранской активности по постановке мин американцы провели операцию «Богомол». Она подразумевала захват нефтяных платформ, которые иранцы использовали в военных целях. Последующая стычка 18 апреля 1988 года обернулась самым крупным морским боем со времён Второй мировой. Иранский флот потерял 1 фрегат, 1 ракетный катер, три скоростных судна. Ещё один фрегат и две нефтяные платформы были повреждены. Американцы потеряли лишь один вертолёт.
Возможна ли сегодня подобная ситуация? Да, вполне. В регионе находится крупная военно-морская группировка США. Союзники США в регионе (прежде всего Саудовская Аравия) обладают хорошим военным потенциалом. Сам Иран вполне может чувствовать себя загнанным в угол, считая повышение ставок оправданной стратегией. Столкновения на море и в воздухе, удары по инфраструктуре Ирана на берегу, ответные удары Ирана - вероятный сценарий.
Проблема в том, что риск его перерастания в более крупный и затяжной конфликт сегодня может быть выше в сравнении с концом 1980-х годов. Притом что никто объективно не заинтересован в большой войне. Крупный конфликт повредит всем. Иранцев он загонит в ещё более суровые экономические условия. Гуманитарные последствия войны будут чудовищными для страны. Монархии Залива понесут большой ущерб из-за проблем с экспортом нефти. США втянутся в новый затратный конфликт, столь ненужный Дональду Трампу накануне выборов. Рост цен на нефть скажется на темпах роста мировой экономики.
Понимая, что война невыгодна противоположной стороне, стороны могут пойти на наращивание ставок, рассчитывая, что оппонент моргнёт первым. Проблема в том, что контроль за ростом ставок можно довольно легко потерять.Одна из причин - колебания внутри «штабов», принимающих решения. Борьба между «ястребами» и сторонниками более умеренной линии идёт на обеих сторонах. Для «ястребов» сложившаяся ситуация объективно более выгодна. В условиях кризиса гораздо проще искать угрозы, нежели возможности. Ближайшие месяцы станут опасной и нестабильной фазой с риском скатывания в открытый конфликт.
Комментарии читателей
Выдержка из речи, произнесённой в 1933 году генерал-майором Смедли Батлером.Война-это просто рэкет. Я считаю, что рэкет лучше всего описывать как нечто такое, что не является тем, чем кажется большинству людей. Только небольшая внутренняя группа от ВПК знает, о чём идёт речь. Она проводится в интересах очень немногих за счёт масс. Я верю в адекватную оборону на побережье и больше ни во что. Если враг придёт сюда к нам воевать, мы будем воевать. Беда Америки в том, что, когда доллар зарабатывает здесь только 6 процентов, тогда он начинает проявлять беспокойство и инвертируется за границу, чтобы получить 100 процентов. Тогда флаг следует за долларом, а солдаты следуют за флагом. Я бы не пошёл на войну снова, как я сделал, раньше, чтобы защитить некоторые паршивые инвестиции банкиров. Есть только две вещи, за которые мы должны бороться. Одна из них защита наших домов, а другая это Билль о правах. Война по любой другой причине — это просто рэкет. В рэкетирской сумке нет никакой хитрости, там находится только слепая военная банда. У неё есть свои "пальцы указатели", чтобы показывать на врагов, свои «мускулы», чтобы уничтожать врагов, свои “мозги”, чтобы планировать военные приготовления, и Большой Босс супер — националистический капитализм. Мне, военному человеку, может показаться странным такое сравнение. Но правдивость заставляет меня сделать это. Я провёл тридцать три года и четыре месяца на действительной военной службе в составе самой подвижной военной силы этой страны-Корпуса морской пехоты. Служил во всех чинах-от младшего лейтенанта до генерал-майора. И в течение этого периода я проводил большую часть своего времени, будучи профессионалом высокого класса для большого бизнеса, для Уолл-Стрит и для банкиров. Короче говоря, я был рэкетиром, гангстером капитализма. Я подозревал, что был просто частью рэкета в то время. Теперь я в этом уверен. Как и все представители военной профессии, я никогда не думал о себе. У меня никогда не было собственных мыслей, пока я не ушёл со службы. Мои умственные способности оставались в состоянии анабиоза, пока я подчинялся приказам начальства. Это характерно для всех на военной службе. Я помог сделать Мексику, особенно Тампико безопасными для американских нефтяных интересов в 1914 году. Я помог сделать Гаити и Кубу достойным местом для мальчиков Национального банка, чтобы собирать доходы. Я помогал насиловать полдюжины Центрально американских республик на благо Уолл-Стрит. Моя история с рэкетом длинная. Я помог обчистить Никарагуа для международного банкирского дома братьев Браун в 1909-1912 (когда-то я слышал это имя и раньше?). Я пролил свет на Доминиканскую Республику в виде американских сахарных интересов в 1916 году. В Китае я помогал "Стандарт Ойл" идти своим путём без помех. В те годы у меня был, как говорили мальчики в задней комнате, отличный рэкет. Оглядываясь назад, я чувствую, что мог бы дать Аль Капоне несколько советов. Лучшее, что он мог сделать, - это вести свой рэкет в трёх округах. А я работал на трёх континентах.